Данилова Л.Ю., кафедра детской и подростковой психиатрии, психотерапии и медицинской психологии РМАПО (Москва)
Переживаемый Россией в последнее десятилетие период резкого изменения социально-экономических отношений явился причиной столь же резкого изменения уровня и качества жизни некоторых слоев общества. Низкая культура внутрисемейных отношений, рост числа функционально несостоятельных и деморализованных семей привели к чрезвычайному росту агрессии и насилия как в обществе в целом, так и внутри семьи. Фокус родительских интересов и материнской заботы сместился на материальный достаток или даже замкнулся на обеспечение своего личного благополучия. Кризис нравственности, распад внутрисемейной структуры с искажением прав и обязанностей, традиционного модуса поведения членов семьи, увеличение случаев физического, психологического насилия, а также пренебрежение нуждами ребенка приводят к нарушению личностного формирования детей и подростков, нарушению процесса социального созревания.
Высокая восприимчивость ребенка к усвоению межличностных отношений окружающих его взрослых (в первую очередь родителей) и необходимость приспособления к любым условиям среды, ведут к быстрому появлению и закреплению собственных девиаций, быстро становящихся стереотипными и обыденными. Во взрослой жизни такие выросшие дети склонны к воспроизведению аномальных родительских паттернов поведения, а также собственных девиантных моделей взаимоотношений, что ведет к тиражированию их в последующих поколениях с формированием замкнутого круга: родители с эмоциональной недостаточностью контактов – дети–жертвы насилия – родители с личностными и эмоциональными искажениями – дети–жертвы и т.д.
Одним из актуальных вопросов современной отечественной социальной психиатрии является проблема отклонений в психическом развитии беспризорных детей, число которых в последние годы неуклонно растет в связи с экономическим расслоением общества, появлением беженцев и мигрантов, увеличением числа алкоголизирующихся и наркотизирующихся взрослых (родителей), формированием прослойки «профессиональных» нищих, использующих детей в качестве «инструмента» добывания подаяния.
Обследование 300 детей 3 – 12 лет, прошедших через первый в Москве приют для беспризорных детей, выявило, что в основе детской беспризорности лежит феномен «социального сиротства», т.к. круглыми сиротами (юридическое сиротство) были лишь 8% детей, в то время как 50% имели хотя бы одного родителя, а 42% - даже обоих родителей, не лишенных родительских прав на момент поступления ребенка в приют. Непосредственной причиной помещения ребенка в приют (в порядке убывания частоты) были: изъятие ребенка из семьи органами опеки вследствие алкоголизации или наркотизации родителей с асоциальным образом жизни, антисанитарией и голоданием детей – 35,5%, намеренная (реже случайная) «потеря» ребенка родителем на вокзале, в больнице, в магазине и т.п. без активных попыток разыскать ребенка в течение нескольких недель-месяцев – 26,5%, собственно бродяжничество ребенка вследствие безнадзорности и равнодушия родителей – 14,5%, безнадзорность в результате внезапной смерти или помещения единственного родителя в больницу (включая психиатрические и наркологические стационары) – 9%, уход ребенка из семьи по типу протестной реакции вследствие острого или затяжного конфликта с кем-либо из родных – 8,5%, лишение квартиры в результате неудачных финансовых операций родителей – 6%.
Психолого-психиатрическое исследование беспризорных детей выявило редкость случаев психического здоровья (6%), равно как очерченных случаев душевных заболеваний (7%) и олигофрении (11%) при высокой частоте психических нарушений пограничного круга (76%). В структуре последних преобладали осложненные и неосложненные задержки психического и психоречевого развития (49%), последствия раннего органического поражения ЦНС, варьировавшие от легкого нарушения когнитивных функций с неврозоподобной симптоматикой, гипердинамического синдрома с дефицитом внимания до психоорганического синдрома (22%), а также патологические и патохарактерологические реакции с преобладанием аффективной взрывчатости, истероформности или отгороженности от окружающих (29%).
Вне зависимости от нозологической (синдромальной) природы выявленного ведущего психопатологического расстройства у всех попавших в приют социальных сирот наблюдались специфические нарушения, кореллировавшие с длительностью безнадзорности и возрастом ребенка, на который пришлось начало безнадзорности – депривациогенные девиации.
В патогенезе депривационных расстройств ведущую роль играли: заброшенность с нарушением (искажением) эмоциональных связей с родителями; распад семьи как буферной системы, защищающей ребенка от угроз и опасностей извне; безнадзорность с искажением представлений о социальных ценностях; стирание и/или искажение традиционного ролевого поведения родственников внутри семьи с нарушением формирования у ребенка первичных социальных моделей поведения – единство семейной микрогруппы, взаимоподдержка, взаимные права и обязанности матери, отца, бабушки, старшего и младшего ребенка в семье, защита слабых сильными, жертвенность ради блага близких и т.п.
Сразу же после помещения детей в приют выявлялись типичные поведенческие и личностно-характерологические особенности, наиболее ярко выраженные у дошкольников:
- недифференцированность эмоционального отношения к взрослым, проявлявшаяся либо в виде диффузной агрессивной оппозиционности, либо в виде пассивной отгороженности с легким возникновением реакции торможения, глубина и длительность которой могла достигать элективного мутизма, обращенного на взрослых, тогда как рече-вербальное общение со сверстниками оставалось сохранным;
- несформированность навыков к совместной деятельности со сверстниками, включая игровую;
- отсутствие интереса и чрезвычайная редкость типичных детских сюжетных игр в «дом», «дочки-матери» и т.п. с игровым воспроизведением и закреплением в подсознании эмоциональных связей и социальных функций членов семейной микрогруппы;
- недоразвитие высших социальных эмоций (жалости, сочувствия, сопереживания) со злорадством при неуспехах других детей;
- ориентировка не на гуманистические ценности, а на культ силы с подчинением только при жестком нажиме или грубой агрессии и проявление собственной агрессии как предпочтительного способа разрешения конфликтов;
- превалирование бытовых интересов, связанных с примитивными сиюминутными развлечениями и удовлетворением мощного пищевого влечения;
- неспособность к длительной целенаправленной волевой деятельности, требующей постоянных во времени волевых усилий (особенно к интеллектуальной деятельности), при наличии патохарактерологических реакций отказа у малышей и, напротив, выраженных рентных установок у детей старшего возраста и подростков;
- отсутствие реальных представлений о социальных ролях, правах и обязанностях людей в обществе.
Все воспитанники приюта нуждались не только в предоставлении материальной помощи и юридической защиты, но и в проведении психологической коррекции и психотерапии, длительность которой колебалась от 2 месяцев до 1 года. Наиболее эффективной зарекомендовала себя лечебная педагогика, групповая и индивидуальная когнитивно-бихевиоральная терапия, а для детей дошкольного возраста – сказкотерапия и игровая терапия (при этом в сказкотерапии предпочтение необходимо отдавать реально-бытовым, а не оторванным от повседневной социальной и эмоциональной жизни фантастико-мистическим сюжетам).
По мере прохождения реабилитационного курса постепенно проявлялось дифференцированное отношение к окружающим, формировались социальные эмоции, навыки социально-ролевого поведения. Тем не менее, у ряда детей сохранялась недостаточная глубина и живость эмоциональных связей при внешней легкости общения с ориентировкой в выборе партнера на формальные и рационально-конформные ориентиры с позиции «выгодно-невыгодно» (обычно при раннем начале и большой длительности безнадзорности), сохранялась социальная пассивность и рентные установки.
